Статья Зем Н. С. «Истец — отец»

В России издавна признано за матерью преимущественное право на воспитание детей. Однако времена меняются. Цивилизация далеко шагнула. А вслед за этим — и представление о методах воспитания детей в современном мире. Теперь и государство, и общество отошло от привычных рамок, от сложившихся шаблонов в рассмотрении вопросов отцовства и материнства. И судебная практика, в этом смысле, претерпела некоторые изменения. И это радует.

Лето 2015 года выдалось, на редкость, знойным, жарким. Подойдя к черной металлической двери своего офиса, просунув руку в карман сумки, поняла, что оставила ключи в другой сумочке, досадно осознавая, что придется беседовать с клиентом в машине.

Ждать его пришлось недолго. К дому подходил приятной наружности молодой мужчина, который решительно намеревался открыть дверь офиса. Я окликнула мужчину, выйдя из машины, и предложила поговорить в ней.

Воздух в салоне наполнился ароматом приятного легкого парфюма, исходившего от клиента, и, одновременно, — свежести и чистоты являвшего собой человека, образ которого можно было назвать стерильным.

Мы поприветствовали друг друга. За внешней успешностью мужчины в уголках острых глаз прослеживалась тревога и смятение, страх и беспокойство. Мужчина стал торопливо вводить меня в курс дела, все больше и больше погружаясь в мрачные подробности своей неудавшейся семейной жизни. С матерью ребенка прожили некоторое время без регистрации брака. После рождения дочки спустя некоторое время брак узаконили. Когда девочке было 1,5 года, мать ребенка решила резко изменить свою жизнь, и, оставив своего малолетнего ребенка на его воспитание и попечение больной матери, уехала в другой город, в котором проживает и в настоящее время. Ее мать (теща) вскоре умерла от тяжелой болезни.

Более 4–5 лет дочь проживает с ним в г. Южно-Сахалинске, а мать — особого интереса к судьбе, здоровью дочери не проявляет, живет своей жизнью, поддерживает фактические брачные отношения с неким молодым человеком, звонит редко. Их дочь платит матери тем же: невниманием и отсутствием всякого интереса, в лексиконе пятилетнего ребенка отсутствует слово «мама», которую сполна заменяет папа. А сейчас в их спокойный размеренный сложившийся уклад жизни ворвалась мать дочки, которая, как «снег на голову», свалилась неделю назад. Приехала она со своей младшей сестрой с тем, чтобы разделить родительскую квартиру, предварительно ее приватизировав, для чего требуется выписка несовершеннолетнего ребенка из квартиры. Вчера гостья учинила скандал в доме в присутствии дочери, в результате которого был вызван наряд полиции. Девочка сильно напугана и просит отца не оставлять ее с новоявленной матерью. В результате, им пришлось уйти из квартиры.

Когда мужчина закончил свой эмоциональный рассказ, он устремил на меня взгляд, полный неразрешенных вопросов и надежд. Воздух в машине, накалившийся от зноя и нависшей тревоги, исходившей от мужчины, провоцировал выйти из душной атмосферы хотя-бы на секунду, чтобы глотнуть свежего чистого воздуха. Однако…Мужчина ждал от меня … участия и совета: что делать, он боится, что мать решит все жилищные вопросы и увезет дочь от него в другой город, хотя, в чем он не сомневается, ребенок ей не нужен вовсе, ей нужна только квартира, а ребенка она может определить в город, в котором живет ее отец (тесть). Такая перспектива накануне поступления в школу явно не радовала ни дочь, ни его.

Единственным выходом из сложившейся драматичной ситуации, в которую беспечно был вовлечен ребенок, своего рода защитой от возможных предпринимаемых действий новоиспеченной мамаши, мог быть только судебный иск, а именно: обращение в суд с иском, с сопутствующим ходатайством об обеспечительных мерах с запрещением ответчику вывозить несовершеннолетнего ребенка за пределы Сахалинской области и оставления его с отцом до рассмотрения дела по существу.

После изложения такой краткой позиции по делу договорились с клиентом о следующей встрече, на которую он придет уже со всеми документами и характеризующими его личность материалами.

Мужчина сразу изменился в тоне, исчезло напряжение, появились радужные искорки в его глазах, доселе померкших от навалившейся на него неразрешимой тяжести.

Рассказ клиента не вызвал у меня ни тени сомнения в его искренности, естественность его поведения на протяжении всего повествования свидетельствовала о неподдельной его озабоченности за судьбу дочери, в особенности, за ее дальнейшую жизнь с дедушкой, проживающего где-то на периферии, и вдали от отца. Перспектива отдавать дочку в «неизвестность», в нежелательные для нее условия, явно приводила его в полное отчаяние и потрясение. Похоже, клиент был серьезно встревожен навалившейся на него проблемой, не знал путей ее разрешения, но, главное, он был к ней не готов.

После беседы с клиентом что-то не давало мне покоя, этому «чему-то» я не могла найти разумное объяснение.

На следующей нашей встрече, которая уже состоялась в рабочей обстановке в условиях офиса, я поделилась с клиентом примерами положительной судебной практики, сложившейся в России, в ее отдельных регионах в пользу «истцов-отцов» при рассмотрении дел о передаче несовершеннолетних детей на воспитании одного из родителей при их раздельном проживании, апеллируя конкретными делами из своей адвокатской деятельности. Данная информация вселила некоторую уверенность в молодого человека, которой так не хватала ему при первой встрече. И тогда я поняла, что не давало мне покоя, и я не могла объяснить это «что-то» в поведении мужчины еще тогда, в тесной душной обстановке, окружавшей нас в машине.

Это была — неуверенность. Неуверенность во всем, — в себе, в том, что произошло с ним, неуверенность в положительном разрешении этого вопроса, в суде, в адвокате. Неуверенность была во всем, и эта неуверенность была — весь он. Несмотря на свой внешний лоск, на вычищенные до блеска замшевые ботинки, на выглаженную до хруста белую рубашку, на лицо, выбритое до прозрачности, он напоминал мне … загнанного зверька. Я даже дала ему определение с животным, на которого он походил. Лемур. Все, все в его образе выдавало тревогу, опасение за судьбу ребенка, и …страх, смешанный с сомнением, что ребенка не оставят отцу, что дочь отдадут нерадивой матери, и …неуверенность в исходе дела. Я нашла то слово, которое определяло всю сущность от начала и до конца. Вплоть до вынесения решения суда.

Правда, было одно, в чем не сомневался молодой человек. При первой встрече на мой вопрос: «а ребенок-то с кем хочет быть?», мужчина утвердительно, ничуть не задумываясь, торопливо сообщил, что в дочке он уверен, она — его.

Стало ясным одно. Ради этого стоит бороться. Ради уверенности в ребенке стоит начинать судебную тяжбу. Просто у отца не было иного выхода. И выбора тоже не было.

Хотя… выбор всегда есть.

На удивление, при принятии дела к производству (как формально звучит на юридическом языке возбуждение гражданского дела и подготовка его слушанию) суд незамедлительно удовлетворил ходатайство об обеспечении иска и запретил матери вывозить ребенка за пределы территории, на которой будет рассмотрен иск.

Ответчица подала встречный иск об определении места жительства с матерью.

Теперь предстояла встреча в суде с противной стороной. С матерью девочки, которая хочет жить с папой.

Еще издали, в коридоре суда я заприметила высокую долговязую молодую женщину в сопровождении своего коллеги, опытного и уважаемого мной адвоката. Ответчицу нельзя было назвать стройной, и привлекательной, на, мой взгляд, женщиной, также нельзя было счесть. Хотя… «на вкус и цвет — товарища нет».

Борьба предстояла быть длительной и напряженной.

Подозрительно долго не было моего клиента, и…тут на горизонте я заметила высокого мужчину, в ком я узнала истца, своего доверителя, который нес огромную черную сумку. Невзначай на ум пришло сходство с уголовным делом, когда подсудимый на оглашение приговора по совету адвоката приходит с собранной вещами сумкой, когда нет никакой надежды остаться на воле.

Первое заседание суда не принесло ожидаемых результатов и не оправдало надежд, возлагаемых на него. Кроме горечи за положение своего клиента и разочарования в нем судебное заседание не принесло ничего хорошего.

Как и следовало ожидать, все разговоры, беседы с доверителем, отработанная неоднократно тактика поведения в процессе не принесла ожидаемого эффекта. В суде истец со свойственной ему неуверенностью, на мое удивление, был немногословен, сдержан, не мог «связать двух слов», чем вызывал у меня массу негатива и раздражения, заставляя ему задавать вопросы, ответы на которые он давал невнятно, невразумительно, вызывая неодобрительную ухмылку у суда и нескрываемую радость у противной стороны. Спасти ситуацию я надеялась с помощью многочисленных свидетелей с нашей стороны, стоявших в коридоре суда и ожидавших вызова суда. Да не тут-то было. Инициатива была перехвачена …стороной ответчицы. Для нее это была, поистине, «Сталинградская битва», в ходе которой Красной армии удалось сломить противника и перехватить инициативу в свои руки.

В отличие от моего клиента, доверительница моего коллеги была, напротив, крайне красноречива и логична в выступлении, говорила убедительно и правдоподобно, постоянно подкладывая суду письменные подтверждения своей материнской состоятельности и временности-вынужденности своего пребывания на чужбине, настроенности воспитывать дочь в любви и ласке.

Ответчица говорила и говорила, не переставая апеллировать к своей бедной женской доле и чинению препятствий со стороны отца. Истец не пытался никак возражать. И все, казалось, внешне было правильным, однако, за исключением… одного: мать ни разу в своем выступлении не назвала своего ребенка — дочкой, о своем родном ребенке она говорила в третьем лице, обращаясь на «вы» и к истцу. Она была холодна и расчетлива, расчетлива и холодна. Она была продуманна до мелочей.

К тому же, она была образованна, владела словом и умением убеждать. Суд, при этом, не считал возможным ее останавливать, прерывать, хотя время суда давно перевалило за обеденное. В половине второго суд внезапно объявил перерыв на один час с целью дальнейшего продолжения процесса. Не готовая к такому повороту событий (ведь на вторую половину дня были назначены другие процессы), я расценила его не в свою пользу. Напряжение нарастало, смешиваясь с гневом.

Мой расчет на свидетелей, отведенное время на которых не использовала, не оправдался. Тестя, который признавал зятя больше, чем своих родных дочек, и по просьбе которого мой клиент оставался проживать с дочкой после смерти жены в квартире, в которой он (тесть) значился нанимателем, удалили охранники из здания суда по причине выявленных у него остаточных явлений от накануне употребимого зеленого змия. Другая свидетельница — соседка по дому, так и не дождавшись своей участи, удалилась на работу, хотя она была самым важным свидетелем. Нам пришлось уговаривать воспитателя детского сада подойти после обеда для дачи показаний, расшаркиваясь в извинениях за напрасные ожидания в кулуарах суда более трех часов.

Сложившаяся ситуация со свидетелями все больше и больше меня расстраивала.

После обеда судебное рассмотрение началось с опроса свидетелей. Мы настояли на вызове, в первую очередь, работника детского сада, в который ходит девочка сторон.

В зал вошла приятной наружности женщина моложавого вида. Все ее слова были правильными, к месту, по существу, ни у кого из участников процесса не оставляли сомнений в объективности того, о чем она свидетельствовала. Даже попытавшийся сбить с толку представитель ответчицы не смог вывести ее из равновесия, она продолжала оставаться уравновешенной и выдержанной.

Затем вошла соседка по лестничной площадке квартиры, в которой жил отец с дочкой, и с которой пришлось им съехать в силу ряда негативных обстоятельств. В отличие от первого свидетеля, она была эмоциональнее, выражала свое позитивное отношение к истцу как отцу, но от излишних волнений забывала сказать что-то важное, от которого зависела судьба ребенка.

Мать истца (бабушка) была последним нашим свидетелем, и, как мать любящего сына, ее глубоко касалась проблема, возникшая перед ее чадом, как айсберг, и, безусловно, серьезно волновало, с кем останется ее внучка, к которой они привязались с дедом. Она рассказывала о том, как любит приезжать внучка к ним в деревню на летние каникулы. Но главные ключевые слова этот свидетель выразил одной ёмкой фразой: «Мой сын для внучки — «мапа».

После выступлений свидетелей на сердце немного отлегло, однако осталась такая невысказанность, вернее, недосказанность со стороны истца. Ему не удалось сказать в суде и малую толику того, что он старательно выписывал на листке бумаги формы А4, и не приобщена масса письменных доказательств, которая была им заблаговременно заготовлена для суда. Все представлялось каким-то тщетным, никчемным, уже не имеющим остроты и нужности в деле. После процесса осталась какая-то горечь, чувство профессиональной неудовлетворенности.

В следующее заседание мы обеспечили явку того свидетеля, который не смог в силу занятости выступить в первом заседании суда. Настрой моего клиента в этот раз был решительным и отважным. В меня такое настроение доверителя вселило некоторую уверенность, что не так все плохо.

Ответчица приехала в суд без единого свидетеля со своей стороны, тем не менее, выглядела уверенной в исходе дела, ведь она представила столько бумаг и письменных доказательств, которые должны быть истолкованы судом не иначе, как в ее пользу.

Опрошенная свидетель — женщина пожилого возраста, соседка по дому, не оправдала возложенных на нее надежд, была скупа и немногословна, говорила нехотя, без должного азарта, складывалось впечатление, что в последний момент она передумала свидетельствовать на стороне истца, пожалела мать и решила занять нейтральную позицию. «Лучше бы она вовсе не пришла», — подумала я про себя.

Вся надежда была на клиента, на отца, который сегодня должен быть убедительным, высказать суду все наболевшее, донести суду про бессонные ночи у кроватки полуторогодовалого ребенка, брошенного матерью, решившей начать новую личную жизнь в другом городе, которой собственная дочь была в тягость, что именно он был рядом, когда у дочки была температура и болел зуб, про застиранные колготки с дырочкой на пальце, которые ввергли его в шок, когда он приехал навестить девочку к матери, про антисанитарные жилищные условия с тараканами, где жила мать в город N-ск, про дачу родителей в деревне, про собачку, к которой так привязана дочка, про речку, где они ловят удочкой рыбу летом, про дикий восторг дочки от торта, который они испекли вместе, про борщи и плов, которые он научился готовить за то время, когда они остались вдвоем: он — без жены, дочка — без матери. Каждое слово доверителя, исходившее из его уст, казалось, было наполнено особым смыслом и значением, от пережитого им лично, на собственном опыте испытавшим все горести воспитания отца-одиночки, казалось, его проникновенность и искренность должны были найти отзыв у того, кому принимать важное для истца и его дочери решение.

Вслед за этим он приобщил 3 тома распечаток телефонных переговоров с дочкой, когда она была некоторое время вдали от него, удалось обозреть альбомы из семейного архива, на которых всегда вместе с улыбающимся отцом — счастливое лицо ребенка, но судья была непреклонна, когда мы пытались приобщить к материалам дела рисунки девочки, где на всех — рядом с папой неизменно билось алое сердце.

По делу была проведена судебно-психологическая экспертиза, осмотрен диск, на котором ответчица — в неприглядном свете.

Перед судебными прениями я сказала клиенту, если он хочет выиграть дело, то должен обязательно сказать все, что написал на шпаргалке: «…что все время, за эти 4–5 лет, был для своей дочери и мамой, и папой, что мазал ее зеленкой, когда у нее была ветрянка, утешал и поднимал, когда она падала на велосипеде или роликах. Это он целовал ее разбитую коленку, чтобы она быстрей зажила, что они не могут долго дуться друг на друга, ругаются и тут же мирятся, что девочка с ним растет счастливым и радостным ребенком, и что он все сделает для нее и в будущем, что дочь — смысл его жизни, и он не мыслит своей жизни без нее».

В прениях он не сказал о «коленках».

Глядя в одну точку, не поворачивая головы в сторону суда, в прениях я, ссылаясь на выводы экспертов «об излишней опеке со стороны отца», сказала, что «много любви не бывает, что отец создал для своего любящего чада мир, в котором она — принцесса, которую обожают, холят и лелеют, где царят любовь и нежность, ласка и забота, а это куда важнее для девочки, чем холодная сдержанность Снежной королевы, которую являет собой мать».

Решение суда первой инстанции — определить место жительства несовершеннолетнего ребенка с отцом, во встречном иске матери — отказано.

Адвокат Зем Наталья Сенхеевна